Шиворот на выворот.
Я думаю, что 7 ноября многим, не только мне, невольно приходят мысли о подъемах и спусках, поворотах и всяких зигзагах на пути человечества .И больше думаешь о тех ложных дорожках, по которым то один, то другой народ забредает в болота, дремучие леса, безводные пустыни. К несчастью не всегда выбираются оттуда на твердую землю, на вольный простор, к голубой воде. Вожакам, которые завели стадо, хорошо в глуши леса, а народ весь в лесорубы – при таком занятии за властями следить не получается.
Предметом споров стал вопрос: 7 ноября (25 октября) 1917-го года это что – революция или переворот? По моему следует отказаться от придачи позитивного или негативного оттенка словам революция и переворот. Тогда станет ясно, что по грандиозным масштабам перемен произошла революция. Революция зла, поворот на путь обесчеловечивания и вечной ненависти.
Есть вопрос намного более сложный и куда как более злободневный. Вопрос такой: как определить, как назвать то событие, что произошло в России в августе 1991 года? Вроде бы так же как в октябре 1917-го – тогда сменили демократию на диктатуру, капитализм на государственное рабовладение. В августе 1991-го – тоталитаризм на демократию, рабовладение на капитализм. Перемены титанические, но назвать происшедшее революцией не получается, как-то не выговаривается. И, заметьте, никто этого пламенного слова не произносит.
В августовские дни народ взбунтовался против попытки дворцового переворота. Редкий случай в нашей истории, когда народ действенно и решительно проявил свою волю. Совершенно справедливо то, что завихрение в дни 19–21 августа назвали «путчем», «неудавшемся путчем», «сорванным путчем». Последнее содержит предельно точное осмысление события.
Москвичи всех споев, солдаты и офицеры введенных в столицу войск, даже силовики – все отвергли попытку вернуть их в до перестроечную тягомотину. В народе не было страха, была веселая уверенность в своей силе. Таким вот языком говорил народ с грозящим чрезвычайным положением комитетом:
Янайка, ты не сладишь с нами
Диктатор с мокрыми штанами.
Возврата назад не допустили, с этим справились отлично, а вот с движением вперед вышло как-то неуклюже. Запрыгали по неведомой дорожке на одной ноге. Всеобщее убеждение было такое: вскочим в капитализм, построим рыночную экономику и дело с концом – заживем как в Америке. Такое из марксовой ахинее понятие: создадим базис, а надстройка сама появится. Не то что бы совсем про идейность забыли, нет – теперь, говорили, у нас демократия и свобода – во как! Только, что в реальности есть демократия и, особенно, свобода представление имели очень смутное. Не знали, что свобода не удалая пляска и не веселье без удержу, а довольно тугая упряжь личной ответственности. Не знали и того, что без этой суровой свободы демократию не создашь, а без демократии рыночная экономика не работает.
Эрик Хоффер характеризует людей, кидающихся в водоворот великих перемен: «… они должны иметь преувеличенное представление о возможностях и перспективах будущего. И наконец, они должны быть совершено несведущими о трудностях, связанных с их предприятием. Опыт в этом случае – помеха.»
После дней наивного энтузиазма наступили времена развала хозяйства, разгул уголовщины, бедность, разочарование и уныние. Однако в печаль и тоску впали не все – происходило плавное перетекание советской номенклатуры, ее более молодой части, в привилегированный слой Российской Федерации. Членов ГКЧП заслужено отправились за решетку, но, в то же время, видные сотрудники советской власти заняли соответственные прежним места в новой системе управления. Несколько позднее восстановились, набрались новых сил, достигли небывалого величия и силовые структуры.
Всего несколько имен из десятков тысяч, которые пришли на память.
Лавров – начальник одного из управлений МИДа
Матвиенко – заместитель председателя Ленгорисполкома
Потанин – работник Министерства внешней торговли
Степашин – преподаватель Высшего политического училища МВД
Иванов – резидент КГБ в Кении
Кириенко – Первый секретарь Горьковского обкома ВЛКСМ
Секретарь какого-то партийного комитета из молодых не верил ни в коммунизм, ни в диктатуру пролетариата, ни в бескорыстие и личную скромность, вроде обязательных для коммуниста. Это так. Но в его отравленном идиотской и злобной теорией подсознании жили вера в благодать всенародного единства взглядов и понятий, в эффективность управления грубой силой. Что до бескорыстия, то и при советской власти поворовывали и брали взятки, хотя табу на частную собственность сильно урезало возможности. При капитализме, при примате этой самой частной собственности, если отсутствуют моральные принципы, то можно развернуться во всю. Так развернуться, что дух захватывает.
Отвергнув букву тяжеловесного марксизма-ленинизма, новая элита притащила в новое общество его дух. Теперь для лицемеров из коммунистического прошлого наступил золотой век. Место пролетариата в авангарде общества заняла чиновничья каста и сотрудники всяких полицейских органов. Ну, и разумеется, что авангарду, элите принадлежит богатство страны. Тут основное различие с настоящим капитализмом: истинный капиталист создает богатство, а наш доморощенный жирует на старых запасах
Однако что бы безмятежно паразитировать следует внушить серой массе некие принципы, идеи, которые доступно и убедительно докажут справедливость и неизбежность существующего порядка вещей. Мы раньше отметили как распрекрасно воровать при отсутствии моральных принципов, но заковыка в том, что обворованным приходится объяснять необходимость этого процесса. Иначе они могут воспротивиться и, чего доброго, взбунтуются. Досадно, но деваться некуда – нужна какая-то идеология.
Малость подумали и вспомнили о надежной не один раз проверенной идеи – национализме.
Идея и правда чудесная – верхним воровать не мешает, нижним дурманит головы и глаза застилает. Пришли назад откуда ушли – к злобе, как духовной основе всенародного единства. Сменили ненависть классовую на ненависть национальную – ко всем и всему, что за западной границей. Мундир путинского генерала эта вывернутая комиссарская кожанка, снаружи вроде другое, а внутри то же самое – народ, сжатый в кулак, постоянно готовый к отпору. Кому давать отпор не имеет значения. Главное народ должен вечно чувствовать угрозу. Есть опасность необходима твердое единовластие непререкаемое и несменяемое. Таже идея, что сталинское нескончаемое усиление классовой борьбы. Легко и безответственно понукать загнанным в тревожное напряжение народом.
Получателями выгод в результате августа 1991-го стали партийные и советские кадры. Они выстроили под новыми вывесками почти что ту же родную им советскую систему. Добавили к ней право на обогащение и передачи по наследству уворованного.
Вывод простой: когда наступит день перемен, надо гнать прочь всех, кто был у власти, кто служил власти и бесстрашно заменять их новыми, не отравленными старой идеологией, людьми. Пусть не все эти новые будут не больно опытными – ничего, научатся. И еще: день расплаты наступит тогда, когда его возвестят снизу, а не сверху, как, к несчастью, обычно бывает.
В самом деле: петровские нововведения, реформы Александра II, да и горбачевская перестройка – все пришло сверху. Естественно строители новой жизни из старой элиты сохранили прежние инстинкты и создавали новое общество со старой душой.